Прокурор и картошка
На столе Сергея Винокурова, первого заместителя Генерального прокурора Украины, среди множества разных документов и деловых бумаг я заметил маленькую красную книжечку. Цитатник Мао на русском языке. "Вот, оказывается, какая настольная книга у второго человека в прокуратуре", — удивился я. Сергей Маркиянович лишь посмеялся в ответ: "Да нет, это китайские товарищи подарили. А самого Мао я читал еще в 60-х годах, когда было обострение отношений с ними, изучал".
- Ну, сейчас-то у нас с ними очень хорошие отношения.
- Да, и мы два раза в год с работниками их прокуратуры обычно встречаемся. Сначала они к нам приезжают и мы им показываем нашу работу, а потом мы к ним едем — изучать опыт. В Китае прокурорская работа поставлена очень хорошо, а сама прокуратура со своей следственной системой — солидная организация.
- То, что у нашей прокуратуры имеется своя следственная система, вызывает много нареканий со стороны разного рода экспертов по международному праву. По вашему мнению, это хорошо или плохо?
- Смотря для какой системы. Ведь прокуратура — это по сути орган, который нанимается государством для решения конкретных задач, которые стоят именно перед этим обществом в конкретный промежуток времени. И какая нужна на данный момент прокуратура, такой она и будет. Если в Верховной Раде соберутся 300 депутатов и внесут в Конституцию пункт о том, что прокуратура должна копать картошку, то так оно и будет. Если найдется еще 226 голосов для того, чтобы принять закон о том, что копать ее нужно вручную, значит, так тому и быть.
Не наша задача определять, какой быть прокуратуре. Все зависит только от потребностей государства. Поэтому если говорить о советской прокуратуре, — а я воспитанник именно этой системы, чего никогда не стыдился, — считаю, что на тот момент прокуратура полностью выполняла задачи, стоящие перед обществом.
- Советская прокуратура считалась одной из лучших в мире, но ее противники всегда вспоминают репрессии сталинского времени.
- Еще в 70-х годах я разговаривал с коллегой из Франции. Так он говорил, что самая большая его мечта — чтобы в системе французского правосудия прокуратура занимала именно то место, которое ей отведено в Советском Союзе. Насчет репрессий хотелось бы сказать, что все это, конечно, имело место. И когда вспоминают тех, кто был расстрелян в 1937 году, я не могу не согласиться, что это было преступление. Но даже по данным самых ярых врагов советской власти, за период с 1929-го по 1953 год было расстреляно около 700 тысяч человек.
А всего лишь за одни сутки 13 апреля 1915 года было уничтожено полтора миллиона армян. Это я говорю к тому, чтобы вы поняли, что история — кровава по своей сути, и выдергивать из нее какие-либо фрагменты недопустимо. Американцы в послевоенное время преследовали своих граждан за коммунистические взгляды (что такое маккартизм, думаю, все помнят), но делали это в соответствии со своим законодательством, а не потому, что так решила прокуратура.
- То есть прокуратура — орган не карательный, а скорее надзирающий.
- Очень малое количество людей понимают, что такое прокуратура вообще и для чего она служит. Мне хочется привести очень интересный пример из моего детства. Сам я коренной киевлянин, детство мое все прошло в "Пассаже" (Крещатик, 15), 144 коммунальных квартиры и масса детей. А еще — замечательные соседи. Прямо под нами жил Тарапунька (Юрий Тимошенко), к нему все дети бегали телевизор смотреть. Его жена, тетя Оля, к нам очень хорошо относилась.
Были там и другие уникальные люди, например, Николай Яковченко (народный артист Украины). Пацанами по его просьбе мы за водочкой бегали.
Рядом жил дядя Витя Некрасов (известный киевский писатель). Он очень часто к отцу заходил. Бывали у нас дома и Иван Драч, и Максим Рыльский, и Виталий Коротич, и даже Михаила Светлова я один раз в жизни видел. Отец мой, Маркиян Лаврентьевич Винокуров, работал журналистом. Печатался в "Правде" и в "Известиях", к нему и заглядывали на огонек творческие люди. До войны он даже учился во ВГИКе у Эйзенштейна, но в 1942 году оставил институт, поступил на трехмесячные курсы артиллеристов и ушел на фронт. Закончил войну комбатом, а когда вернулся, то устроился в газету, где и проработал 45 лет.
Но я немного отвлекся. Дело в том, что в те времена было очень тяжело с детскими садиками, поэтому взрослые собирали нас в небольшие группки и дежурили с нами по очереди. Одни нам сказки рассказывали, играми какими-то развлекали, а Николай Яковченко, когда выпадала его очередь с нами сидеть, вел всю детвору в театр имени Франко. Пока шли репетиции, мы бегали за кулисами. А когда шел спектакль, сидели в зрительном зале. Поэтому неудивительно, что, к примеру, спектакль "Украденное счастье" с Амвросием Бучмой в главной роли я смотрел более десяти раз.
Так вот, в 1962 году вышел новый спектакль "В степях Украины". Сюжет простой: существует два колхоза — один "Вперед", а другой "Тихе життя", и их представители Галушка (И. Паторжинский) и Часнык (Д. Милютенко) учат друг друга правильной жизни. И был там еще один персонаж — мелкий жулик в исполнении Николая Микошенко. Так вот у него коронная фраза была: "А тягни його до прокурора"!
Вот это "тяни к прокурору" прочно внедрилось в душу нашего человека. Уже и присказки народные появились: "Мало? — Прокурор добавит". А потому многие до сих пор полагают, что прокурор решает абсолютно все. Но если раньше полномочия у нас действительно были солидными, хотя и не всеобъемлющими, как это принято считать, то сейчас их значительно урезали.
Нас многие не любят, и это понятно — мы ведь не конфеты раздаем. Прокуратура редко делает добрые дела для тех, кто уже совершил плохое. Она делает массу хороших дел, защищая человека, но большинство людей даже не подозревают об этом. Вот, например, правительство неправомочное постановление вынесло, кто заступится за народ? Только прокуратура имеет право подать протест. Но самое интересное, что даже те, кто достаточно хорошо знает о нашей работе и дружественно к нам относится, и те, бывает, говорят: "Смотрите, что творится. Почему вы ничего не делаете?" "Да не можем мы этого делать", — отвечаю
- Как это не можете? У вас же вся власть в руках.
Многие просто не могут понять, что функции прокуратуры четко оговорены в соответствующем законе и выходить за их границы права мы не имеем. Вот и получается, что часто нас ругают за то, к чему мы не имеем ни малейшего отношения, и не хвалят за то, что является нашей прямой обязанностью и хорошо нами выполняется.
А когда человек делает не то дело, которым должен заниматься, он совершает две грубейших ошибки.
Во-первых, освобождает от работы того, в чьи прямые обязанности это входит, а во-вторых, сам занимается не тем, что умеет качественно делать. Конечно, каждый знает, как судить, как лечить и как собрать сборную страны по футболу, но лучше будет, если всем этим займутся профессионалы.
Кем быть
- Как получилось, что вы стали прокурорским работником?
- В 1963 году мой отец писал сценарий к одному фильму вместе с Львом Романовичем Шейниным. Человек это уникальный, он пришел в прокуратуру РСФСР в 1923 году и проработал на следственной работе, в том числе и начальником следственного управления прокуратуры Союза, по 1954 год. При этом ему довелось расследовать дело об убийстве Кирова. Он вместе со Сталиным допрашивал и Николаева, и всех остальных, проходивших по этому делу. В 1954-м его арестовали, но почти сразу же и отпустили. Звали опять на работу в прокуратуру, но он не захотел. Человек это был астрономических знаний. Неплохой драматург и писатель. Он написал несколько пьес и книгу "Записки следователя", которую я считаю лучшей о нашей работе.
Он приехал поработать вместе с отцом. Было ему к тому времени уже около 70 лет. Его поселили в гостинице "Москва", но моя мама сказала: "Что вы будете там делать? Вам ведь и постирать надо, и поесть приготовить. Поживите пока лучше у нас". Лев Романович согласился.
Вечером, когда отец приходил с работы, они садились писать сценарий, а днем никого дома не было, ему делать было нечего, вот он и стал со мной заниматься. А умел он очень много — книги, например, читал с невероятной скоростью, память имел просто уникальную. Полгода он меня учил. Благодаря Льву Романовичу я мог прочитать страницу любого текста и тут же ее пересказать без единой ошибки. Из Москвы ему часто звонили Каюров, Ливанов, Раневская, с которыми он дружил. А так как телефонную трубку часто брал я, то и мне довелось пообщаться с такими знаменитостями.
Кроме того, Лев Романович очень много рассказывал о прокурорской работе, и я, что называется, загорелся. Тоже захотел быть следователем. Правда, оставалась еще и мысль пойти по стопам отца и тоже стать журналистом. Тут надо сделать небольшое отступление и сказать пару слов о моем отце. Он у меня был настоящим коммунистом и никогда не использовал свои связи, чтобы помочь мне. Мало того, он даже в очереди всегда стоял, хотя имел право пройти без нее, потому что был инвалидом войны второй группы. Когда ему была положена легковая машина, я ему сказал: "Папа, возьми".
- У меня же ранения, я не смогу водить.
- Так я буду
- А ты-то какое отношение к этому имеешь? — возмутился отец.
Когда я собирался поступать на журфак, отец сказал: "Ты, конечно, можешь поступить. Тебя Москаленко (тогдашний декан факультета журналистики) возьмет без разговоров. Но только ничего из тебя путного не получится. Ты в этом отношении профан".
- Сами что-нибудь писали уже к тому времени?
- Однажды был такой интересный случай. Я в своей жизни написал всего одно стихотворение. А было это так. В девятом классе наш учитель украинской литературы Иван Григорьевич Коломиец задал домашнее задание написать стихотворение. Я возмутился: "Как это можно? Пушкин или Лермонтов — это искусство, но если за дело возьмутся ученики девятого класса, это ведь будет профанация. Сочинение можно написать или изложение, но стихотворение..." "Вот ты поговори мне еще, — сказал учитель, — не напишешь — влеплю два балла".
Пришел домой, рассказал отцу. Он всегда верил мне, а тут: "Сынок, брось ты, не может учитель такую глупость сказать. Это ты что-то напутал". Обиделся я и со злости написал одно-единственное стихотворение. На следующий день пришел в школу, меня сразу же вызвали к доске: "Ну, Винокуров, иди к доске, читай, а еще лучше признавайся сразу, что ничего не написал"
- Написал.
- Ну, то читай.
И я прочел.
Шумів густий осінній ліс,
Зустрів у лісі вовка лис.
І сірий враз йому: "Стривай, негайно, лисе, заспівай". А той йому: "Душа моя,
Не схожий я на солов'я, Не схожий навіть і на півня,
Якому співаку я рівня?
"А той йому: "Душі не край,
Хоч лусни, трісни, а співай."
І ось на весь осінній ліс
Подав свій голос жовтий лис.
І наполохав бідний спів
У тому лісі всіх звірів.
Мораль яка? Не буде з лиса співака.
А хто співать його примусить,
Той про осла згадати мусить.
Концовку заглушил крик учителя: "Вон, к чертовой матери!" Выгнал он меня из класса, но пятерку все-таки поставил. Рассказал отцу об этом, стих прочел, а он сказал: "Конечно, в рифму, но графоманский стишок. Если можешь, больше не пиши". И я не писал.
Но, собственно, рассказать я вам хотел о том, что когда я поступил на юрфак, отец лишь единственный раз использовал свои связи, чтобы как-то помочь мне. Когда-то он писал хорошую статью о хорошем следователе Александре Ивановиче Садчикове. Этот человек отвечал за расследование всех убийств в Киеве. В то время, а это были 60-е годы, в столице было пять старших следователей, и Садчиков был одним из них. Тогда в год совершалось около 40 — 50 убийств (в 90-х доходило до 300, сейчас — около 150), и он вел все дела по ним. Отец позвонил ему и попросил помочь ввести меня в курс дела. Пришел я к Александру Ивановичу, поговорили, и он спросил: "Что ты хочешь?"
- Следователем хочу стать, — ответил я.
- Если действительно хочешь, то приходи ко мне на работу каждый день и будешь смотреть, как это делается.
Что сказал Вышинский
И вот с 10 января 1968 года и все четыре года учебы не было ни одного дня, чтобы я после занятий не пошел к нему. Во всех делах, какие он расследовал, я ему помогал. Был даже период (через два года), когда целый месяц за него их вел. За это время научился всему. Горпрокуратура тогда была маленькая, 50 человек (сейчас 675), и работали там уникальные люди. Почти все — бывшие фронтовики, преданные своему делу, настоящие профессионалы. И я был фактически сыном этой прокуратуры.
Когда начал работать, и меня уже все знали, и я всех знал. А через год стал старшим следователем вместо самого Саши Садчикова. На тот момент я был самым молодым старшим следователем во всем Советском Союзе, мне было всего лишь 25 лет.
До 5 ноября 1980 года все убийства в Киеве "прошли" через мои руки. Поэтому я был знаком со всем киевским преступным миром.
- Из функций прокуратуры было изъято расследование тяжких и особо тяжких преступлений. На ваш взгляд, правильно ли это?
- Я в прокуратуре проработал уже почти сорок лет. 10 — старшим следователем, 15 — прокурором района, 5 — Киева. Пять лет занимал должность заместителя Генерального прокурора Украины — начальника главного следственного управления ГПУ. А последние шесть лет — первого заместителя Генпрокурора. Дал санкцию на арест почти девяти с половиной тысяч человек, и при этом не было ни одного незаконно арестованного. 19,5 тысячи дел в суд направил. Когда перешел со следственной работы на прокурорскую, то понял, что в прокуратуре следствия вообще не должно быть. Это не следственный орган, а если прокуратура должна заниматься этими делами, то и назовите ее по-другому. Следствие — это одно, а надзор за следствием — совсем другое. Прокуратура — это надзорная инстанция и не более того. Она должна следить за соблюдением законности гражданами, организациями, милицией, СБУ и т. д.
Я рад, что никогда и никого зря не арестовал. Не так страшно, если оправдают и отпустят преступника, а вот посадить невиновного — это действительно большая беда.
А то ведь, как у нас иной раз бывает: давайте мы его задержим, а потом уже будем доказывать его вину.
- Как говорил Вышинский: "Признание — царица доказательств".
- Вышинский этого никогда не говорил. Как и Ленин, никогда не говорил о том, что кухарка может управлять государством. В оригинале его слова на встрече с молодыми большевиками звучали так: "Глубочайшее заблуждение молодежи в том, что вы считаете, будто государством может управлять кухарка. Это, конечно же, не так. Но вы должны создать такое государство, в котором и кухарка могла принимать участие в его управлении".
А вот подлинные слова Вышинского: "В достаточно уже отдаленные времена, в эпоху господства в процессе теории так называемых законных (формальных) доказательств, переоценка значения признаний подсудимого или обвиняемого доходила до такой степени, что признание обвиняемым себя виновным считалось за непреложную, не подлежащую сомнению истину, хотя бы это признание было вырвано у него пыткой, являвшейся в те времена чуть ли не единственным процессуальным доказательством, во всяком случае считавшейся наиболее серьезным доказательством, "царицей доказательств". Этот принцип совершенно неприемлем для советского права и судебной практики".
В нынешней Конституции Украины (хорошая она или плохая, не мне судить) записано, что следствия в прокуратуре быть не должно. Глубоко убежден, что это правильная позиция.
Закон есть закон
Мною и моими товарищами был написан законопроект о национальной службе расследования, который предполагает перевод в этот орган лучших следователей прокуратуры, МВД, СБУ и ГНАУ. Мы бы создали костяк, который расследовал важнейшие дела: коррупционные и другие, наиболее сложные. Иную категорию дел, конечно, необходимо оставить в ведении вышеупомянутых органов. Например, дела по шпионажу все равно должно СБУ расследовать, а грабежи, разбои и тому подобное — милиция, налоговые преступления — налоговики.
Прокуратура же обязана надзирать за законностью их действий. И иметь право сказать кому угодно, хоть следователю, хоть президенту, хоть премьер-министру: так делать нельзя — это незаконно. Ни в одной стране генпрокурора невозможно снять лишь потому, что он руководству государства не понравился. Законопроект этот был одобрен специалистами, но пока так и не рассмотрен Верховной Радой.
- Что вы думаете о судебной системе?
- Суд — это орган, который должен стоять над схваткой и выносить решения, выслушав аргументы сторон. Но если судья на стадии расследования преступления будет определять, правильно или нет расследуется дело, то этим свяжет и следователей по рукам, и себя.
Судья должен быть абсолютно независим: ни прокурор, ни милиция не могут быть с ним на равных, и это правильно. Но при Советской власти решение судьи в обязательном порядке проверялось вышестоящим судом. Поэтому в случае принятия неправомочного решения оно было бы немедленно отменено, а принимавший такие решения — остался бы без работы. Теперь же решение, принятое судьей, очень часто является окончательным, и вышестоящие суды не могут его отменить по своей инициативе, а прокурор в подавляющем большинстве случаев не может это решение опротестовать, если не принимал участия в рассмотрении этого дела.
Конечно, если бы в райсудах занимали должности специалисты уровня судей Верховного Суда, может быть, таких проблем и не возникало. Но там работают молодые ребята с низкой зарплатой и такой же квалификацией. Поэтому, в моем законопроекте роль прокурора в том, чтоб он находился не над судом, а над следствием. Чтобы без его санкции ни одного человека не могли бы в чем-то обвинить, а уж тем более арестовать.
Выстраивается очень четкая и стройная система, которая снимает все вопросы и избавляет прокуратуру от несвойственных ей функций. То, что мы передали милиции расследование тяжких и особо тяжких преступлений, — лишь первый шаг в данном направлении.
- Как выглядят функции прокуратуры в европейских странах?
- Каждое государство имеет свои особенности, единого стандарта нет. Нам одно время Латвию в пример ставили, но в латышском законе о прокуратуре также имеется раздел об общем надзоре, только называется по другому. Там прокурор имеет право проверить все, что угодно, но только в трех случаях: если такое решение примет сейм, президент республики или генпрокурор. Конечно, принимать законы мы должны с оглядкой на международные нормы, но интересы своего общества нужно ставить превыше всего. И если мы возлагаем определенные функции на какой-то орган, то и полномочия ему необходимо давать соответствующие. Другого пути просто не существует.
Сегодня проблемами реформирования правовой и судебной систем занимаются люди, имеющие к этому делу весьма отдаленное отношение. Они в свое время закончили юридические факультеты университетов, или приехали из-за океана, получили хорошие должности и давай рассказывать о преимуществах американской судебной системы. А на чем построена американская система правосудия? На шоу. Присяжные смотрят, кто лучше выступит: адвокат или обвинитель. Выяснение истины их интересует в последнюю очередь. А ведь именно на ее поиске изначально базировалась наша судебная система.
Помиловать нельзя казнить
- Можно ли узнать ваше мнение по поводу отмены смертной казни.
- В борьбе с преступностью самое главное — это неотвратимость наказания. Когда об отмене смертной казни начинают рассуждать так называемые демократы, я сразу вспоминаю "одного из них": Петю Х-ка. Личность легендарная, девять судимостей, подделывал любые удостоверения. По Киеву одно время очень много автомобильных прав ходило его производства. У меня в кабинете на следственном эксперименте он такие нарисовал за час. Эксперты смогли найти отличия от оригинала лишь при очень тщательном изучении.
Этот человек создавал целые подпольные типографии, а когда его арестовывали, на первом же допросе признавал все свои грехи. "Закладывал" всех и вся, писал явки с повинной и получал минимальные сроки, поскольку способствовал следствию. В тюрьме оказывал активнейшую помощь администрации, благодаря чему освобождался досрочно. На воле тут же организовывал новую типографию, и начинал все сначала.
В 90-м году, когда состоялись первые выборы в Верховный Совет Украины, я случайно оказался на встрече с избирателями кандидатов в нардепы. Слышу, объявляют: генерал войска казачьего, герой каких-то боев, диссидент, пострадавший за правду — Ан-ко. Выступает этот Ан-ко, а я вдруг узнаю в нем этого Петьку. После своей пламенной речи он проходит мимо меня, и я его спрашиваю: "Петь, с каких это пор ты стал Ан-ко, был же Х-к?"
- Нет, я женился, фамилию жены взял. Все честно, на законных основаниях.
- Петя, а какой же ты диссидент?
- Я много лет за свои убеждения по лагерям отсидел.
- Да ты даже по тем улицам, где диссиденты живут, ни разу не проходил.
Иногда об отмене смертной казни начинают рассуждать те, кто очень мало в этом понимает. А я много лет "сидел" на убийствах, знаю достоверно, что есть существа на двух ногах (их и людьми-то не назовешь), которых перевоспитывать бесполезно, а держать среди людей опасно.
Были такие братья Сливинские, так они, когда из тюрьмы бежали, всегда брали с собой третьего осужденного и по дороге (бежать то приходилось через тайгу) съедали его. А сколько невинных людей они замучили самым зверским образом. То же самое можно сказать и об Оноприенко. Сколько таких отморозков только через мои руки прошло!
Считаю, что смертная казнь на данном этапе развития украинского общества должна быть обязательно. Через какое-то время может появиться возможность ее отменить. Вы были в тюрьме, где содержатся пожизненно заключенные? Условия там намного лучше, чем в тех тюрьмах, где сидят обыкновенные заключенные. Даже солдатский рацион в день выходит дешевле, чем у этих сидельцев. И все это на наши налоги.
Существует и другая сторона этого вопроса: намного ли гуманней закрыть живого человека в клетке и держать его там до полного озверения?
Но закон есть закон, какой он ни есть. Мы его обязаны выполнять, а не обсуждать. Хотя считаю, что должна быть единственная статья — убийство при отягчающих обстоятельствах — за которую должны давать высшую меру наказания.
Как ловили Могилевича
- Известно, что именно вы вели следствие по делу Семена Могилевича. Можете рассказать, на чем он погорел?
- Он у меня получил уже вторую свою судимость — пять лет лишения свободы — по максимуму. Но дело действительно было уникальное — фильмы можно снимать. Жил в Киеве такой человек Яхимович Семен Давыдович. Кроме того, что он был тезкой Могилевича, они еще вместе учились и хорошо друг друга знали. В апреле 1976 года Яхимович собрался в Израиль на ПМЖ, и ему нужны были деньги. Работал он мясником на Подоле, был негласным руководителем среди своих коллег. Чемпион Украины по вольной борьбе.
Так вот, ему нужна была валюта, а достать ее в то время было просто невозможно.
- По-моему, мясники и в СССР неплохо жили, а он еще и был главным среди них. Чего это он в Израиль собрался?
- Все относительно. Ну, имел он 10 — 20 рублей в день (а тогда на червонец можно было неделю жить и не жаловаться). Когда я расследовал, например, дело Л-а (один из подпольных миллионеров), то выяснилось, что он имел целую подпольную обувную фабрику по производству "голландских" сапог (70 рублей), и его личный доход составлял три тысячи рублей в день. На фабрике у него работало 25 человек — лучшие шорники города. Он каждому сделал справки о том, что они инвалиды по психзаболеваниям, лучшие станки поставил. А на дне рождения у него уже тогда выступала Эдита Пьеха. Он ей заплатил пять тысяч рублей. Помогал ему полковник милиции Леонид Т. из УВД Киева (я потом и его тоже задерживал). Чтоб его не трогали, Л. платил милиционеру полторы тысячи рублей в месяц.
Деньги Яхимович одолжил у братьев Чертковых, чемпионов мира по вольной борьбе, 20 тысяч рублей. Я уж не знаю, как он с ними рассчитываться собирался, но эти деньги планировал перевести в доллары. Но где у нас найти эту валюту? Он начал искать, и на свое горе нашел Могилевича. Встретились они с ним на площади Калинина, посидели в кафе, и один Семен Давыдович пожаловался другому, что не может найти нигде доллары.
- Тю, так это ж на раз они делаются. Завтра будут тебе доллары, у меня есть иностранцы знакомые, они помогут, — ответил Могилевич.
"Операция" было проведена действительно уникальная, в этом деле Могилевич ас, тут уж не поспоришь. 8 марта 1976 года на улицу Горького 19/21 подъехали Яхимович на своей машине с Могилевичем. Мошенник рассказал своей жертве, что тут у него живет знакомый дипломат Зау Памбу Адам, племянник президента Конго. Стоят они и видят, как со стороны площади Толстого идет негр с огромным букетом цветов. Подходит, садится к ним в машину, и между ними происходит небольшой разговор о сути дела. Дипломат просит показать ему наши деньги, Яхимович показывает. Тогда Памбу Адам выходит из машины и зовет жену. Через некоторое время из парадного подъезда на улицу выходит женщина в домашнем халате и бигудях.
Негр передает ей дипломат с советскими рублями и говорит: "Поднимись наверх, там возле рояля лежит дипломат с пятью тысячами долларов. Так ты одну тысячу выложи, а остальное сюда неси, я пока тут побуду в качестве залога". Женщина, естественно, в этом доме никогда не жила. Она прямо в халате вышла через проходной двор и с концами, а эта троица тем временем сидит в машине и рассуждает на отвлеченные темы. В это время по улице проходит сотрудник милиции Александр Коваль — адъютант начальника УВД Киевской области. Подходит к машине: "Здравия желаю. Что это товарищ негр здесь делает? Фарцовкой занимаетесь? Вы разве не знаете, что это не положено, будем вас задерживать". Тот говорит: "Я дипломат, меня нельзя задерживать".
- А, ну дипломат, извините, вы свободны. Попрошу выйти из машины. Будем разбираться с этими двоими.
Сел рядом с водителем на сидение и приказал ехать в Московский райотдел. На ближайшем светофоре Могилевич открывает дверь и драпает из машины, а Яхимович-то за рулем, куда же он убежит? Вот его и доставляет Коваль в райотдел. Там просит задержать подозреваемого в фарцовке, составить протокол и разобраться. Его задержали на три часа, больше не положено. Ничего, естественно, не нашли и отпустили. Вышел он из милиции, подошел к машине — ни денег, ни Могилевича.
Пошел несчастный к обобравшему его приятелю выяснять ситуацию: "Сява, шо такое, где деньги?"
- Ой, да шо ты переживаешь. Найдем мы тебе и дипломата, и деньги.
Несколько дней Могилевич делал вид, что ищет "кого-то", пока до его напарника не начинает доходить, что его просто "развели". И тогда он заявляет Семену Давыдовичу: "Если ты завтра не принесешь мне мои деньги, то я тебе скажу так: коровья туша разделывается на 18 частей, и не сомневайся, я тебя разделаю именно на столько". Сема ни капельки в этом не сомневался, поэтому он принимает решение обратиться к Сохе.
- Кто это?
- О, это очень интересный человек, Петя Соха, по кличке Пейса. Он был дважды приговорен к расстрелу, в 1942 году и в 1953-м. первый раз он с подельниками в средней Азии с автоматами остановил и ограбил поезд. Просидел в камере смертников 600 суток, а потом его помиловали. Когда же он оказался на нарах во второй раз, отменили смертную казнь.
А в Киеве он на тот момент был смотрящим, числился руководителем организации народных ремесел. Хотя из всех ремесел он только картежную игру знал хорошо. Входил в пятерку лучших картежников Союза. Когда его задержали, изъяли целый мешок помеченных игральных карт.
Вот к нему-то и обратился Могилевич. Соха взял с собою Толю Манчевского по кличке Бойба — это был тогда единственный киллер у нас, уничтожал только своих. Еще одного подельника с собою захватили и пошли к Яхимовичу. И вот Саха заявляет пострадавшему: "Сеня, тебя кинули. Но тебя кинул не Могилевич, а я. Все претензии ко мне". Тот посмотрел на всю эту гоп-компанию: "Ребята, — говорит — я знаю, кто вы такие, мне с вами не тягаться, но с Могилевича я свое все равно получу".
Бандиты ушли, а через некоторое время вернулись с оружием и избили Яхимовича так, что он неделю потом отходил. Ну а когда отошел, то собрал всех киевских мясников на совещание. Надо сказать, что криминал постоянно обкладывал их данью, когда десяточку потребуют, когда мяса. Такой себе рэкет в зародыше.
Вот он и поднял вопрос: "До каких пор будем все это терпеть?" Его поддержали и приняли решение покончить с бандитами бандитскими же методами — закупили оружие, выяснили, где они все будут находиться в определенное время. И нагрянули на Сагайдачного 15, когда там отдыхали их обидчики. Постреляли всех, порезали, но, самое интересное — никого не убили. Соху насквозь прострелили, порезов было много. Доставили его в больницу и мы туда с Борисом Хряпой, заместителем начальника уголовного розыска города, — нужно было получить от него официальные показания. Хирург объяснил нам, что ранение не смертельное, на этом мы и решили сыграть.
- Соха, что случилось?
- Ишол по улице, напали какие-то, порезали, — был ответ.
Что с ним делать? Рассказывать он ничего не хочет. Тут врач в палату заходит: "Мужики, кончайте допрос. Мне его на операцию везти надо"! мы его интеллигентно выпроваживаем, Соха нервничает, но не колется. Через пару минут врач опять дверь открывает: "Ребята, еще пару минут, и я его уже не спасу"!
- Ничего, одним бандитом станет меньше, — отвечаем ему.
Киевский смотрящий был в шоке: "Козлы. Да что вы делаете! Я же сейчас загнусь!"
- Ничего не знаем. Рассказывай.
И Соха сдался. Всю ту историю, которую до этого мы знали только лишь по слухам, он надиктовал нам на магнитофон. Всех участников этой истории мы арестовали. Могилевич получил свои пять лет — максимум, что можно было получить за мошенничество, и отсидел их от звонка до звонка. Яхимович — девять. Когда его сажали, он сказал: "Выйду — Могилевича ухайдакаю"!
И вот прошло 10 лет. Я уже в прокуратуре Минского района работал, на дворе 1986 год. И вдруг мне докладывают: "К вам тут два очень солидных человека просятся на прием".
- Ну, просятся пусть заходят.
Зашли Могилевич и Яхимович, все в золоте: "Крестный, мы пришли". А пришли они ко мне вот зачем: был в Киеве тогда смотрящим вор в законе Никуличев по кличке Пуля. И я его арестовал. Для того, чтобы взять этого преступника, была разработана целая спецоперация. Ведь вора в законе просто так не возьмешь — он никакого контакта с правоохранительными органами не допускает, солидный человек. Все знают кто он, а посадить не за что.
Что делать? Вот и была разработана операция: Никуличев по своей основной специальности был домушником, вот ему и подсунули легенду, будто в одном доме есть квартира полковника милиции, который из вещдоков ценные вещи экспроприировал. Собрал у себя приличную коллекцию антиквариата, картин, золота, бриллиантов.
На эту кражу Пуля полез сам. В квартире его уже ждали. Скрутили вора, но тому удалось вырваться и выпрыгнуть из окна. Упал он с пятого этажа, поломал обе ноги. Арестовал я его немедленно. В Москве тут же собрались воры в законе во главе с Квантришвили и постановили, что нужно выручать коллегу. Начали искать выход на прокурора района, а урки все друг про друга знают, вот и нашли этих двоих Семенов, прислали ко мне. "Ребята, — говорю им, — но вы же знаете, что я взяток не беру".
- Мы говорили им об этом, но кто мы такие — лишь шестерки! (Хотя какие там шестерки — Могилевич уже тогда заправлял и Внуковским аэропортом, и Киевским железнодорожным вокзалом). Нас направили, так что назовите, пожалуйста, сумму.
- Сеня, я ж не беру деньги.
- Ну, тогда удвойте сумму! — был ответ.
- Но как же им удалось помириться?
- Я тоже очень заинтересовался этим вопросом. Яхимович рассказал, что на протяжении всех девяти лет заключения, каждое утро начиналось с мыслей о мести. Но когда встретились, Могилевич успокоил его за пять минут, отдал ему крупную сумму и "бизнес" на киевском вокзале. Яхимович согласился, стал потом крупным бизнесменом. В прошлом году умер. Ни того, ни другого я с тех пор больше не видел.
- Вы уже немного рассказывали про отца, могли бы коротко рассказать о других своих близких?
- Моя мама была ведущим хирургом у Николая Амосова. Провела более тысячи операций на сердце и легких. С женой Людмилой вместе с 3 марта 1979 года. Она окончила тот же факультет, где в свое время и я учился, только на пять лет позже. Сейчас она — доцент кафедры хозяйственного права юридического факультета Киевского национального университета имени Шевченко. Сын Константин, судья киевского административного суда. Недавно женился, в следующем году обещают внуков.
