Историк Забилый опять приехал в Киев на допрос СБУ. “Для меня как для историка интересно понять условия и обстоятельства, при которых люди попадали в агентурно-боевые группы”...
Львовский историк Руслан Забилый, исследователь деятельности ОУН-УПА, которого пять месяцев назад внезапно задержала СБУ, изъяла компьютер и документы, обвинив в разглашении гостайны, опять приехал в столицу на допрос в СБУ.
Напомним, что и общество, и политики однозначно толковали это задержание — как давление на ученого, который занимается историей освободительного движения. Мы задали Руслану несколько вопросов.
Руслан, после вашего задержания пять месяцев назад председатель СБУ Валерий Хорошковский говорил, что вы имели доступ к секретной информации, в частности, располагали списком сексотов, которые работали на КГБ (против УПА). Действительно ли вы имели такой доступ? И удержались ли от искушения снять копию списка “стукачей”?
Я работал исключительно с теми документами, которые были в архиве СБУ. С другими тайными документами, в частности с теми, о которых вы говорите, я не имел возможности работать. К сожалению, в Украине много документов остаются недоступными для научных работников...
Сфера моих научных интересов — история УПА, освободительного движения. Я пересмотрел очень много материалов, связанных с ОУН и УПА, в том числе относительно карательно-репрессивной системы, направленной против освободительного движения. Но агентурой я не занимался. Тем более что у каждого историка есть понимание профессиональной этики. Историк, который публикует информацию, берет на себя ответственность за ее оглашение. Я этого не делал.
Неужели вам не интересно, кто лично “сливал” УПА?
Сами списки людей не говорят ни о чем. Для меня как для историка было бы интереснее понять условия и обстоятельства, при которых люди попадали в лапы НКВД-КГБ. Интересно было бы исследовать, что делали эти агентурно-боевые группы. Честно говоря, еще до того, как я занимался музеем “Тюрьма на Лонцкого”, я имел возможность общаться с некоторыми реальными агентами. Это были люди преклонных лет, которые хотели рассказать, что с ними произошло и как ломалась их жизнь. Я такую информацию не обнародовал... Это жизненные истории, о которых лучше не говорить. Это изломанные судьбы, разбитые семьи, в конечном итоге, по-человечески мне было жаль этих людей.
То есть агенты КГБ приходили к вам со своими историческими исповедями?
Я бы не сказал, что это была в классическом понимании агентура. Это были обычные крестьяне, прежние подпольщики или те, кто помогал подполью. Желая разгромить подполье, органы НКВД не гнушались никакими средствами и, соответственно, ломали людей. Хотя от такой сельской агентуры пользы для карательно-репрессивной системы было очень мало. Но жизнь людей была испорчена навсегда.
Обстоятельства складывались так, что под угрозой была жизнь не только этих людей, но и членов их семей, малолетних детей. И не каждый человек мог выдержать. Эта тематика очень сложна и драматична, и историкам следует относиться к ней чрезвычайно взвешенно. И простое предание огласке списка, без каких бы то ни было интерпретаций, анализа, не раскрывает истину, фактического положения вещей.
Руслан, вас бы не взяли в дивизию “Галичина”. У вас слишком мягкое сердце...
Я пытаюсь к этим вопросам подходить с профессиональной точки зрения и не руководствоваться каким-то эмоциями, симпатиями или антипатиями. Считаю, чтобы мы успешно преодолели последствия тоталитаризма, должны изучить прошлое — как героическое, так и трагическое.
Знаете, я часто спрашиваю уважаемых мной людей: стоило ли Украине проводить люстрацию. И даже наиболее умеренные патриоты считают, что в этом случае мы имели бы другую Украину. Мы бы не мучались вопросами: чем руководствуются высокопоставленные должностные лица, когда принимают разные государственные решения в интересах России, а не Украины...
Люстрация не навредила Чехии, Польше, Словакии, Литве, Латвии. Но чтобы провести этот процесс, общество должно быть к нему готово. Должны быть изучены все документы, которые касаются деятельности тоталитарных режимов. Необходима соответствующая законодательная база... Только когда бы мы расставили исторические точки над “і”, можно было бы начинать такой процесс. А сегодня у нас не сформирована национальная память, происходит, так сказать, ее раздвоение. В условиях современной Украины нам навязываются совсем другие ценности... Вопросами истории злоупотребляют политики. И в такой ситуации вопрос люстрации является неуместным.
СБУ вроде бы имеет к вам претензии по то, что вы скачали “секретные документы” из Интернета — с сайта KGB documents online о деятельности советских спецслужб в Прибалтике... Это правда?
Да, это были разные советские документы НКВД 40-х годов, которые имели общесоюзный характер. Потому касались и Украины. Эти материалы еще не доступны в наших органах, однако обнародованы научными учреждениями стран Балтии. Как историк считаю, что имею полное право пользоваться теми материалами, которые есть в Интернете в свободном доступе.
И что же такого рассекретили прибалты, чего не можем рассекретить мы?
Они пошли намного дальше, чем украинская власть... Материалы, которые касаются карательно-репрессивной системы на территории их государств, давно рассекречены. Меня интересовали только документы, которые имели руководящий характер и касались деятельности НКВД не только в Литве и Латвии, но и на территории Украины.
Что то были за документы, которые рассекретили страны Балтии, а мы не можем?
Признаться, с тех пор, как у меня забрали компьютер, я давно их не видел, поэтому не помню деталей. Они касается борьбы с освободительными движениями на территории этих государств. Средства и методы были такие же, как и в Украине.
Как в этот раз с вами беседовали в СБУ?
В этот раз давления не было. Все происходило в деловой атмосфере.
Чем сотрудники СБУ мотивировали, что не отдают вам компьютер?
Пока не завершена экспертиза материалов, его не вернут.
Как вам показалось, СБУ хочет свернуть дело и выйти из этой ситуации более-менее прилично или намеревается и дальше давить на вас как историка?
Сложно сказать. Я не готов ответить на этот вопрос, потому что не хочу казаться предвзятым.
Вы не боитесь?
Нет.
