Максим Лавринович: ребенку известного человека, а тем более политика, нельзя ничего

Максим Лавринович, основатель юридической кампании, — сын первого вице-спикера Верховной Рады

Семейная жизнь известных политиков на Западе всегда является предметом пристального внимания журналистов и общества: как ведут себя дети ВИП- персон, где и на какие деньги они учатся, какую выгоду получают от своих родителей, в конце концов, способны ли они самостоятельно мыслить и объективно оценивать деятельность родителей.

Максим Лавринович, основатель  юридической кампании, — сын первого вице-спикера Верховной Рады. Лавриновича-младшего мы расспросили не только о политических векторах отца, а о том, как чувствует себя на рынке услуг бизнесмен-юрист, чей папа возглавлял министерство юстиции и продолжает оставаться в кадровой юридической обойме  Виктора Януковича.

- Название юридической фирмы “Лавринович и партнеры” у рядового украинца сразу вызывает ассоциации с первым заместителем председателя Верховной Рады Александром Лавриновичем. Вся заслуга в основании и становлении фирмы принадлежит исключительно Вам, или отцу какую-то роль  в ней отводите?

- Родителям принадлежит основная роль во всем, что происходит в моей жизни, потому что они мои родители. А заслуга основания и становления фирмы принадлежит мне и тем профессионалам, которые бок о бок со мной начинали этот бизнес.

Отец занимается своим делом. Я занимаюсь своим. Компания называется “Лавринович и партнеры”, потому что я Лавринович Максим, а моими партнерами является Ирина Марушко, Станислав Скрипник, Константин Пильков. Когда я предложил на собрании партнеров: “Коллеги, меня уже достала пресса. Может, мы переименуемся?” Партнеры сказали: “Нет. Абсолютно нормальный бренд. Его узнают на рынке, его уже знают клиенты.” Решили, что не стоит. Продолжаем работать. Мне не мешает. В конечном итоге, это сформировавшаяся юридическая традиция — давать название фирме по фамилии лица основателя, которое является основным лицом этой компании. Если кто-то думает, что отец как-то причастен к фирме — пусть себе думает, пусть приходит, ищет здесь его кабинет. А если хотят знать правду — отношения к этой фирме он не имеет.

- Ваш отец был одним из лидеров Руха. А позиции Партии регионов, которую он сейчас представляет, почти полностью противоречат идеологии Руха: двуязычие, против евроинтеграции. Не чувствуете на себе чего-то вроде раздвоения сознания, каких-то двойных стандартов?

- Я абсолютно вне политики. Политикой не интересуюсь и дома политику не обсуждаю. В политику я наигрался в свое время с 1989 по далекие 90-е. Для меня политика закончилась парламентскими выборами, которые были в Верховную Раду Украины первого и второго созыва. Все, довольно.

Если уж вы интересуетесь моим мнением о Рухе, Партии регионов, отличия, евроинтеграции — то все это зависит от имиджмейкеров, которые учатся в Институте журналистики, в Институте международных отношений, в других хороших местах и хорошо владеют технологиями, как образом правильно манипулировать сознанием. Молодцы — правильно манипулируют: создают в сознании граждан определенный образ определенного лица или политической силы. Кто-то работает на эту политическую силу, кто-то работает против. Кто-то работает на Президента и создает его позитивный имидж, кто-то работает против него.

- Вы только что вспомнили alma mater в позитивном смысле. А в одном интервью очень критически выражались об Институте международных отношений, особенно о стиле одежды студентов. Но как во времена Вашей учебы в ИМО, так и сегодня туда поступают дети политиков и бизнесменов. Разве Вы учились не в таких условиях?

- Я учился в другой среде. Ездил вместе со всеми на метро, на троллейбусе. На маршрутку иногда не хватало денег. Иногда через турникеты перепрыгивал в метро, чтобы сэкономить 50 копеек. Вместе сбрасывались на такси, чтобы доехать до Майдана. У нас первая машина когда на курсе появилась, то ее владелец не сильно показывал — потому что это было достаточно некрасиво. Кичились лишь люди восточных национальностей — у них это было в крови и в 90-х, и осталось сейчас. Я учился с 1995 по 2000 годы. Тогда был совсем другой уровень учебы, степень учебы. Ведь не от одежды или других игрушек зависит образование.

- Следовательно, в студенческие времена Вы ездили общественным транспортом. А на чем передвигаетесь теперь?

- На автомобиле. У меня их несколько. Марка под настроение: мое или моего водителя, или под погоду, или еще под что-то. Сейчас я себе могу это позволить. Это марки далеко не самые дорогие. Разные как юристы, так и не юристы, которые любят пощеголять, имея не такие высокие доходы, любят замыливать глаза разными Maserati или другими выпендрежными авто, одеждой. Эта мода на “показуху”, мне кажется, появилась в последние 8 лет, когда в государстве появились “дурные” деньги. Когда я учился, среди студентов не было всех этих мини-супермини, макияжей, постоянных ночных клубов. Да, многие из детей политиков и известных людей учились, но не было такой ощутимой материальной разницы. Возможно, в те времена еще не было такого сильного размежевания между богатыми и бедными. А возможно потому, что воспитание еще было с тех 80-х годов.

- Почему в студенческие годы Вы ушли от родителей из киевской квартиры в студенческое общежитие? Извечная проблема родителей и детей?

- Нет, это называется увидеть студенческую жизнь, общежитие. Тогда общежитие ИМО отличалось от других общежитий в лучшую сторону и казалось, что это маленький уголок рая для студентов вне учебного процесса. Плюс хотелось самостоятельной жизни, очень хотелось. Пытался выделиться, чувствовал себя в тени родителей, на попечении родителей. Чувствовал в себе силы быть самостоятельным, жить самостоятельно. Потому общежитие было одним из вариантов, который был в мыслях. В конце концов, все увлечения быстро проходят.

- Как вас воспитывал отец: консервативно, сурово, мог и ремень взять, или более либерально?

- Это было воспитание авторитетного человека, невзирая на то, что я отца не так часто видел, поскольку он много времени отдавал работе, отдавал политике с 1989 года, когда вступил в Рух и был одним из активнейших борцов за Украину. Кроме того, что пришлось работать в Институте сверхтвердых материалов, он еще работал по партийным делам. Тем не менее, он всегда был чрезвычайно сильным авторитетом. Его воспитание имеете возможность видеть сейчас.

- Максим, когда мы с Вами разговаривали по телефону, меня удивил Ваш хороший украинский язык. Это корпоративный этикет или Вы общаетесь по-украински в семье, с друзьями?

- Это — мой родной язык. В 1978 году, когда я родился, то еще не знал, на каком языке буду говорить. Потому первое мое слово “мама” было интернациональным. Второе слово было “дай” — тоже не понятно, на каком языке. Уже из третьего слова мы более-менее определились, — я сказал “папа”. Следовательно с 1978 года по 1989 это была русскоязычная среда, русский язык доминировал как на улице, так и дома. Тем более, мы много лет прожили в Дагестане, где служил отец. Но где-то с 1986 года отец начал приучать нас к украинским традициям и давал нам понять, что мы являемся украинской семьей. Невзирая на то, что мы жили в Киеве, где была тотальная русификация, почти такая как сегодня, дома мы учились говорить по-украински. Отец нас поправлял. На улице был русский, дома — украинский. Но я принял для себя принципиальное решение раз и навсегда после того, как побывал в Мюнхене в украинской школе и увидел, что люди уже десятки лет находятся в чужой среде и при этом берегут свой язык. 1991 год стал полностью переломным моментом, когда все русскоязычное — долой! Я и так рос в патриотической семье: открытки расклеивал на улице и все остальное, что касалось борьбы за независимость Украины. И много лет украинский был для меня принципиально единственным языком. На другом общаться даже не хотел. Сейчас, поскольку занимаюсь бизнесом, я стал более гибким и если начинается беседа, я спрашиваю, какой язык удобнее клиентам для общения. Это уже бизнес.

- Как Вы относитесь к идее введения русского языка как второго государственного? 

- Сразу вспомнил цитату, которую сказал Леонид Даниилович Кучма, когда его выбирали Президентом на первую каденцию. Эта фраза в моей тогда еще подростковой голове настолько хорошо отпечаталась, что до сих пор ее помню. Он сказал, что раздвоенный язык может быть лишь у змеи.

- Имея хорошую языковую базу, какими языками владеете?

- Могу сказать, какие я изучал. Это был немецкий в институте Гетте, в ИМО я изучал и сдал экзамены по итальянскому, испанскому и английскому. Но то, что я учил и то, чем я сейчас владею — это разные вещи. Можно выучить, но если не практиковать — ты уже не владеешь языком. А я почти не практикую. У меня свободное владение осталось только английским и итальянским.

- Первую работу в газете “Команда” Вам помог найти отец. А как часто сейчас обращаетесь к отцу за помощью?

- Отец не помогал мне найти работу. Я начал зарабатывать свои первые деньги еще раньше, учась в школе. Вы меня немножко зацепили, поэтому я скажу то, что никогда никому не рассказывал. Я начал собирать бумажные картонные игрушки в наборы, и за каждый такой наборчик мне платили сколько-нибудь рублей.

- Это была потребность в деньгах или попытка доказать родителям свою самостоятельность?

- Это была потребность в своих личных деньгах, потому что вот такое у меня было прекрасное воспитание или особенность, что я всегда пытался быть самостоятельным. Возможно, это влияние известности родителей и детей, которые любят быть в тени славы. А есть вот такие, как я, которые пытаются создать что-то свое, свой образ.

На первом курсе я уже подрабатывал, давая консультации. А свои первые доллары я заработал, предоставляя консультации в одной туристической фирме. Работа в газете “Команда” — это не была какая-то протекция отца. Просто “Команда” находились в сфере влияния одного из знакомых нашей семьи. Не знаю, согласился бы я работать, если бы за меня просили принять куда-то на работу... Наверное, не согласился бы.

- Как-то Вы сказали, что сыном депутата, министра быть очень тяжело. Что это за тяжесть?

- Если обычным людям можно все, то будучи ребенком известного человека, а тем более политика, тебе нельзя ничего: мало того, что ты можешь дискредитировать себя, ты можешь дискредитировать родного человека. Кто-то может что-то выдумать, схватить, высосать из пальца, чтобы только причинить вред. Если во всем мире политика отделена от частной жизни, то в этом государстве политика — это всегда удар, поиск чего-то, что может как-то зацепить, поиск негатива, а затем высыпать его публично.

Например, нельзя просто даты отпор какому-то дураку на улице за то, что он тебя оскорбил. Сразу напишут: “Пьяный Максим Лавринович подрался на улице, его увезла скорая”. Выдумываем, но это именно тот журналистский прием, который может быть использован для освещения этой ситуации, в то время как ничего этого не было. Но дал повод — значит все. И здесь уже не играет роли то, что Максим Лавринович никогда за 30 лет не употреблял спиртное и имеет уравновешенный характер.

- Судя по Вашим высказываниям, Вы вполне аполитичный человек. Следовательно  идти за отцом в большую политику нет  намерений?

- Нет, абсолютно. Я наигрался в политику. Ребенок с 11 лет начинает высказывать свои "против": в школе, на уроках, против пионерии (и срывает этот пионерский галстук), против русского языка (не хочу отвечать на уроках), публично начинаю говорить на уроках по-украински, расклеивать листовки на украинском на улице, в мороз, когда руки трескаются до крови, драться с одноклассниками, с другими школьниками, потому что ты не такой, как они. Это был жесткий воспитательный процесс, потому что ты отличаешься от других, ты имеешь свою принципиальную позицию. Основное — это иметь свою принципиальную позицию, среди массы, среди толпы быть не таким.

- С кем из детей политиков или бизнесменов Вы знакомы или приятели?

- Я не разделяю приятелей на чьих-то детей. Я уже в том возрасте, когда не смотрят, кто чей ребенок, а смотрят на личность. Есть куча знакомых, которые многого достигли и которые имеют такое счастье для себя и такой недостаток для окружающих — быть детьми известных людей.

- Вам приходилось встречаться с сыновьями Ющенко, Януковича на каких-то общих светских мероприятиях, вечеринках?

- С сыном Януковича — нет. С сыном Ющенко лишь один раз, и то случайно. Мы познакомились на одном мероприятии в ночном клубе. Это было еще до выборов Президента. Все.

- В рейтинге наиболее перспективных украинских  женихов Вы заняли 10-ю позицию. Наверно, теперь от девушек отбоя нет?

- Так а где им меня найти? Если я и бываю в каком-то клубе или ресторане, то это с активными клиентами, которые приезжают, как правило, из России и просят что-то показать. Благодаря этому раз в несколько месяцев могут меня куда-то вытащить.

Негде знакомиться. Так что ничего не изменилось.

- Следовательно, сердце свободно?

- Это уже личный вопрос.

- А что больше всего цените в женщинах?

- Откровенность... А что вы хотите услышать — умение вкусно готовить?..