Мама пропавшего 9 лет назад Георгия Гонгадзе "воюет сама с собой и садистами из Генпрокуратуры"
автор: Яна Казмиренко
08 сентября 2009
16 сентября — девятая годовщина со дня исчезновения Георгия Гонгадзе. Леся Гонгадзе отбрасывает версию, что тело, которое хранится в морге на Оранжерейной, принадлежит ее сыну, и не собирается его хоронить. Так Леся Гонгадзе пытается себе доказать, что ее сын — жив, а кошмар, в котором она живет девять лет, когда-то закончится.
- Я летела из Грузии 17 часов, перенесла такой стресс колоссальный! — говорит Леся Гонгадзе. — В воскресенье с утра собираюсь в церковь, а тут из Генпрокуратуры звонит какой-то заместитель и начинает меня мучить. Я так мечтала о свободном украинском государстве и не знала, что оно будет надо мной издеваться девять лет...
- Что от вас хотел заместитель прокурора?
- Он сказал, что проведены все экспертизы и доказано на 100%: череп принадлежит моему сыну. Спрашиваю: а на каком основании такой вывод? По его словам, фрагменты черепа совпадают с останками, которые хранятся в морге на Оранжерейной. Я пока не ознакомлена с результатами и должна посмотреть на тот череп.
Зампрокурора что-то замялся, мол, он уже упакован и запломбирован. Но это не имеет значения — я посмотрю череп и зубы, если они сохранились, а потом выскажу свою точку зрения. Если этот череп совпадает с костями таращанского тела, то повторяю в тысячный раз — это тело не принадлежит моему сыну.
- С вами говорили о захоронении?
- Да, мне сказали готовиться к похоронам, но я не собираюсь предавать земле чужого человека как своего сына.
- Вы в Грузию уехали до того, как поймали Пукача?
- Да, новость об аресте услышала уже там — по "5 каналу". Грузины, которые смотрели вместе со мной новости, очень удивлялись, что у человека, пасшего коров, такой холеный вид. Он больше на профессора похож, чем на пастуха. В Тбилиси мне звонила Нина Карпачева. Накануне визита к Пукачу она интересовалась, есть ли у меня вопросы к подозреваемому.
Я спросила, почему на машине и на том самом ремне кровь не соответствует образцам крови моего сына, и почему стопа, которую я видела, принадлежит другому человеку? Ответов пока не получила — мы с Карпачевой больше не контактировали. Сама я с Пукачем встречаться не хочу: если начальник милицейской разведки душил человека ремнем, значит, его надо вешать на шнурке без суда и следствия.
- Слышали, что Пукач назвал заказчиков дела?
- Я только приехала и во все эти байки не вникаю — я хочу знать, где мой сын.
- Правильно ли я понимаю, что вы не даете согласия на захоронение тела?
- Сначала посмотрю заключения, череп и буду делать свои выводы. На мои аргументы никто не обращает внимания. Думаю, что перед выборами политикам надо любой ценой засветиться. Если народу Украины сказали, что генерал Кравченко дважды стрелял себе в голову, и мы должны этому верить...
- Кстати, кто вам организовал встречу с Кучмой?
- Я сама попросила с ним встретиться после того, как весной на телемосте Киев-Москва-Ереван он сказал, что допускает — Гонгадзе живой. Меня это очень взволновало. С ним общалась часа полтора...
- Это первая встреча за девять лет?
- Первая. Конечно, ничего нового я не услышала — он рассказывал давно известные факты.
- Как вел себя бывший президент: ему было стыдно, может, он терялся?
- Нет, оказался очень милым и обыкновенным человеком. Кучме стыдно жить со шлейфом заказчика дела Гонгадзе. Ему тяжело объяснять внукам, что он не убийца. Кучма поклялся: он не давал приказа убивать моего сына. Я ответила, что не слышала, чтобы он отдавал такой приказ. Мы с ним пообщались как мирные граждане мирной страны. Как женщина, я могу его понять — иметь такое клеймо после власти трудно, особенно, если ты невиновен. Но судить о его виновности тоже не могу...
- Вы задавали вопросы Кучме относительно роли Фере, Кравченко, Дагаева?
- Мы никого не обсуждали и не обвиняли. Мой сын занимался политикой, а не надо было ею заниматься. Его использовали и куда дели — не знаю. Я не судья ни Кучме, ни Ющенко — они не следователи и не эксперты. Один пример влиятельности президентов: я обратилась к Ющенко, чтобы он запретил Черновецкому ставить памятник моему непохороненному сыну. Президент пообещал помочь, но памятник на Красноармейской все же стоит. Значит, президент не может заставить не только генпрокурора, но и мэра.
- Мирослава Гонгдазе и ее адвокат Валентина Теличенко имеют претензии к следственной группе, которая ведет Пукача, и просили вернуть следователей, передавших в суд дело исполнителей — Протасова, Костенко и Поповича...
- Когда судили подчиненных Пукача, у меня было 120 вызовов в суд. Теперь Пукача засудят, а где мой сын? В прокуратуре — одни рабы и демоны, были бы они честными людьми, они бы там не работали. И мне все равно, кто ведет дело. Прокуроры нашли человеческие кости и балуются. За девять лет сменилось четыре генпрокурора, а воз и ныне там.
- Вы согласовываете свои заявления с Мирославой Гонгадзе или редактором "Украинской правды" Еленой Притулой?
- Так получилось, что с Мирославой и внучками мы не контактируем. В прошлом году она привозила девочек Нану и Саломэ во Львов, но я была в Грузии, так их и не видела. Уже девять лет Мирослава занимает свою позицию, а я свою. Я про невестку не могу сказать плохо — она мама моих внучек.
Алена мне помогает: я попросила, и она выслала мне $200 на обратный билет из Грузии — много трат было, там надо было ремонт сделать и канализацию поменять. В Тбилиси мы должны были встретиться с одним человеком. Он выдал такую фразу об исчезновении Георгия, которая не дает мне покоя второй год. Теперь он от меня прячется или боится.
Когда мне нужны деньги, я у Притулы прошу, и она еще ни разу не отказала. Но ход дела или кто же там лежит на Оранжерейной — мы никогда с ней не обсуждаем.
Тем временем
Череп отправят на экспертизу в США
Генпрокуратура рассчитывает на проведение в США ДНК-экспертизы фрагментов черепа, который может принадлежать журналисту Георгию Гонгадзе. "Мы сейчас проводим подготовительную работу, чтобы экспертизу проводили специалисты из США, и именно там мы хотим провести эту экспертизу", — сказал вчера генпрокурор Медведько.
